Солнце инсайд/tassie bears coffee
Неаполитанское наследство...
читать дальше
Потому что там умер арагонец, король Ферранте, — после страшных мучений, в том самом зале, уставленном его бальзамированными жертвами, где он любил сидеть, съежившись в высоком кресле, как подстерегающий паук, наслаждаясь видом мумий, одеваемых слугами по воскресеньям в праздничные одежды, — так как он тоже чтил день господень. Три дня старик выл от ужаса, чуя свою смерть, ползал на коленях перед мумиями убитых и выкрикивал их имена, челядь разбежалась, никто не хотел входить в зал, где безумствовал помешанный король, даже родной сын Альфонс боялся войти и просил отцовского благословенья, стоя на коленях за дверью, между монахами. Монахи держали в руках зажженные свечи и кропильницы со святой водой. Призвавши на помощь архангела Михаила, они велели королю открыть дверь в зал, покаяться в грехах и собороваться. В ответ старик стал выкрикивать имена мертвых, и выходило, как будто это кричат монахам и королевичу убитые королем. Потом стало слышно, как мумии падают, видимо, старик начал с ними драться; тут Альфонс вышиб дверь и вошел, чтоб помочь отцу, которого увидел в объятиях первого министра Ан-тонетто Петруччо, поседевшего, одряхлевшего и нашедшего свой конец на его службе, отравленного за трапезой ядом под названием basium, что значит «поцелуй», по-испански — osculo. Наверно, Петруччо был уже с молодости морщинистый, робкий, испуганный, — над ним много издевались. Король Ферранте немало позабавился на его счет и никогда не отпускал его от себя, так что тот утром, перед посещеньем дворца, всякий раз просил добрых людей помолиться святым патронам о ниспослании ему легкой смерти. Он часу не проводил без опасения за свою жизнь и скоро состарился, не имея возможности из-за вечного страха ни веселиться, ни плодить детей, ни, кажется, есть. Он задаривал короля подношениями, и король брал, уверяя, что никогда его не казнит, и в благодарность за то, что не казнит, Петруччо отдал королю последнее свое поместье. И тут король пожалел его худобу и бедность и, тронутый до глубины сердца, позвал его к себе во дворец, на пир, чтобы тот поел как следует, и Петруччо поел там из королевских рук яду под названием basium, что значит «поцелуй», — и умер. Его набальзамировали, как других, и он, в одежде первого министра, стоял прямо перед королевским креслом, так как высушенный горемыка был и после смерти сам не свой от страха, — королевский поцелуй пришелся ему не по вкусу, он после него кривился, а королю было смешно, он находил потешной его высушенную физиономию, покрытую и после смерти идиотскими морщинами. Возле него стоял купец Фран-ческо Капполо, упершись только пятками да теменем в стену и выпятив живот, потому что он был непомерно толстый, а после его смерти король приказал набить ему живот, чтоб толщина сохранилась. Король Ферранте сосредоточил в его руках всю неаполитанскую торговлю, он один имел право нанимать корабли, продавать пряности, описывать имущество должников, торговать вином, зерном и солью, но Капполо знал, что это значит, и чуть не со слезами упрашивал короля отпустить его на обследование филиалов в Отранте, но король слишком опасался за его здоровье и не разрешил ему опасной морской поездки, так что Капполо долго хлопотал по торговой части, пока его тоже не набальзамировали и не стали одевать по воскресеньям в лучшую одежду. Вдоль стен стояли остальные, было их сорок девять — высохших, сморщенных, и только пятидесятая мумия была живая, ползала на коленях вокруг, билась головой об пол, выла от ужаса, — этой мумией был король. Потом он задел за Антонетто Петруччо, тот упал на него, глупо осклабившись, но королю его улыбка теперь уже не нравилась, он стал драться с мертвым, так что свалил на себя и толстого Капполо. Тут Альфонс вышиб дверь и, увидев эту борьбу, позвал на помощь доминиканцев. Монахи вбежали под защитой святого архангела Михаила, и в то время как один помогал королевскому сыну вытащить старика из-под навалившейся на него тяжести, другой стал кропить все вокруг святой водой и читать, стуча зубами:
— «Exorzisamus te, omnis immunde spiritus, omnis satanica potestas, omnis incursio infernalis adversarii, omnis legio, omnis congregatio et secta diabolica, in nomine et virtu te Domini Nostri».
Но король оторвал кусок руки у Капполо и кинулся на священнослужителя, который отступил перед этим оружием, в то время как лежащий навзничь Петруччо при виде этого, глупо ухмылялся. Альфонс крепко схватил отца и в конце концов, посулив богатое вознагражденье, уговорил нескольких слуг, одевавших мумии и потому привыкших к ним, помочь ему оттащить старика на постель, в спальню. Но король не хотел расставаться со своими мертвецами, он пришел в ярость, когда его потащили насильно, начал рваться обратно, в зал, и успокоился, только когда увидел, что мумии идут к нему. Тут он с довольной улыбкой стал называть их имена — по мере их появления, в то время как доминиканец, бледней бумаги в книге, которая была у него в руках, продолжал кропить вокруг святой водой и читал дальше:
— «Imperat titoi sacramentum Crucis † omniumque christianae fidei Mysteriorum virtus †. Imperat tibi excelsa Dei Genetrix vigro Maria †, quae superbissimum caput tuum a primo instanti Immaculatae suae Concep-tionis in sua humilitate contrivit. Imperat tibi fides Sanctorum Apostolorum Petri et Pauli ceterumque Apostolorum †. Imperat tibi Martyrum sanguis».
Однако старик, занятый перечислением, не слышал. Он часто сбивался и начинал сначала, но потом заметил, что сбивается из-за распятия, которое другой доминиканец тщится прижать к его губам, как печать. И он осыпал священнослужителя неистовыми ругательствами, боясь, что не удастся довести перечисление до конца. А когда получилось-таки сорок девять, стал призывать всех повешенных и обезглавленных, погибших в тюрьме от голода, — людей, не принадлежавших к знати. Вдруг распространилось странное зловоние, так что не продохнуть от гнилостного смрада, от которого все свечи погасли. В тот же миг разлетелось в осколки, словно вышибленное чьей-то невидимой рукой, окно. Заслышав звон разбитого стекла, все с воплем кинулись к выходу, только монахи и королевский сын остались возле старика, вытаращенные глаза которого горели и дыханье обдавало жаром. Когда и сын отпрянул, старик сел на край постели и засмеялся. Под его пронзительный смех доминиканец читал прерывающимся голосом:
— «Ergo, draco maledicte et omnis legio diabolica, adjuramus te per Deum † verum, per Deum † vivum, per Deum † sanctum, per Deum, qui sic dilexit mundum ut Filium suum Unigenitum daret...»
Но король Ферранте уже лежал на земле, словно разбитый параличом, — бездыханный и весь черный. Все члены семьи и челядь вышли из зала на лестницу и опустились там на колени. Новый король Альфонс пригрозил пыткой и смертью каждому, кто вздумает разглашать виденное. И так как новый король был не лучше прежнего и взгляд у него был черный, а волосы сожжены огнем, во время его правления на самом деле никто не говорил об этом, и только в глубокой тайне о короле Ферранте было записано, что он умер жалкой смертью, sine luce, sine cruce, sin Deo — без света, без креста, без бога.
взято
http://www.michelangelo.ru/5/tezaur...tatia_6721.html
Да, в общем, в чисто исторических книжках тож о нем "по-доброму" высказываются.
читать дальше
Потому что там умер арагонец, король Ферранте, — после страшных мучений, в том самом зале, уставленном его бальзамированными жертвами, где он любил сидеть, съежившись в высоком кресле, как подстерегающий паук, наслаждаясь видом мумий, одеваемых слугами по воскресеньям в праздничные одежды, — так как он тоже чтил день господень. Три дня старик выл от ужаса, чуя свою смерть, ползал на коленях перед мумиями убитых и выкрикивал их имена, челядь разбежалась, никто не хотел входить в зал, где безумствовал помешанный король, даже родной сын Альфонс боялся войти и просил отцовского благословенья, стоя на коленях за дверью, между монахами. Монахи держали в руках зажженные свечи и кропильницы со святой водой. Призвавши на помощь архангела Михаила, они велели королю открыть дверь в зал, покаяться в грехах и собороваться. В ответ старик стал выкрикивать имена мертвых, и выходило, как будто это кричат монахам и королевичу убитые королем. Потом стало слышно, как мумии падают, видимо, старик начал с ними драться; тут Альфонс вышиб дверь и вошел, чтоб помочь отцу, которого увидел в объятиях первого министра Ан-тонетто Петруччо, поседевшего, одряхлевшего и нашедшего свой конец на его службе, отравленного за трапезой ядом под названием basium, что значит «поцелуй», по-испански — osculo. Наверно, Петруччо был уже с молодости морщинистый, робкий, испуганный, — над ним много издевались. Король Ферранте немало позабавился на его счет и никогда не отпускал его от себя, так что тот утром, перед посещеньем дворца, всякий раз просил добрых людей помолиться святым патронам о ниспослании ему легкой смерти. Он часу не проводил без опасения за свою жизнь и скоро состарился, не имея возможности из-за вечного страха ни веселиться, ни плодить детей, ни, кажется, есть. Он задаривал короля подношениями, и король брал, уверяя, что никогда его не казнит, и в благодарность за то, что не казнит, Петруччо отдал королю последнее свое поместье. И тут король пожалел его худобу и бедность и, тронутый до глубины сердца, позвал его к себе во дворец, на пир, чтобы тот поел как следует, и Петруччо поел там из королевских рук яду под названием basium, что значит «поцелуй», — и умер. Его набальзамировали, как других, и он, в одежде первого министра, стоял прямо перед королевским креслом, так как высушенный горемыка был и после смерти сам не свой от страха, — королевский поцелуй пришелся ему не по вкусу, он после него кривился, а королю было смешно, он находил потешной его высушенную физиономию, покрытую и после смерти идиотскими морщинами. Возле него стоял купец Фран-ческо Капполо, упершись только пятками да теменем в стену и выпятив живот, потому что он был непомерно толстый, а после его смерти король приказал набить ему живот, чтоб толщина сохранилась. Король Ферранте сосредоточил в его руках всю неаполитанскую торговлю, он один имел право нанимать корабли, продавать пряности, описывать имущество должников, торговать вином, зерном и солью, но Капполо знал, что это значит, и чуть не со слезами упрашивал короля отпустить его на обследование филиалов в Отранте, но король слишком опасался за его здоровье и не разрешил ему опасной морской поездки, так что Капполо долго хлопотал по торговой части, пока его тоже не набальзамировали и не стали одевать по воскресеньям в лучшую одежду. Вдоль стен стояли остальные, было их сорок девять — высохших, сморщенных, и только пятидесятая мумия была живая, ползала на коленях вокруг, билась головой об пол, выла от ужаса, — этой мумией был король. Потом он задел за Антонетто Петруччо, тот упал на него, глупо осклабившись, но королю его улыбка теперь уже не нравилась, он стал драться с мертвым, так что свалил на себя и толстого Капполо. Тут Альфонс вышиб дверь и, увидев эту борьбу, позвал на помощь доминиканцев. Монахи вбежали под защитой святого архангела Михаила, и в то время как один помогал королевскому сыну вытащить старика из-под навалившейся на него тяжести, другой стал кропить все вокруг святой водой и читать, стуча зубами:
— «Exorzisamus te, omnis immunde spiritus, omnis satanica potestas, omnis incursio infernalis adversarii, omnis legio, omnis congregatio et secta diabolica, in nomine et virtu te Domini Nostri».
Но король оторвал кусок руки у Капполо и кинулся на священнослужителя, который отступил перед этим оружием, в то время как лежащий навзничь Петруччо при виде этого, глупо ухмылялся. Альфонс крепко схватил отца и в конце концов, посулив богатое вознагражденье, уговорил нескольких слуг, одевавших мумии и потому привыкших к ним, помочь ему оттащить старика на постель, в спальню. Но король не хотел расставаться со своими мертвецами, он пришел в ярость, когда его потащили насильно, начал рваться обратно, в зал, и успокоился, только когда увидел, что мумии идут к нему. Тут он с довольной улыбкой стал называть их имена — по мере их появления, в то время как доминиканец, бледней бумаги в книге, которая была у него в руках, продолжал кропить вокруг святой водой и читал дальше:
— «Imperat titoi sacramentum Crucis † omniumque christianae fidei Mysteriorum virtus †. Imperat tibi excelsa Dei Genetrix vigro Maria †, quae superbissimum caput tuum a primo instanti Immaculatae suae Concep-tionis in sua humilitate contrivit. Imperat tibi fides Sanctorum Apostolorum Petri et Pauli ceterumque Apostolorum †. Imperat tibi Martyrum sanguis».
Однако старик, занятый перечислением, не слышал. Он часто сбивался и начинал сначала, но потом заметил, что сбивается из-за распятия, которое другой доминиканец тщится прижать к его губам, как печать. И он осыпал священнослужителя неистовыми ругательствами, боясь, что не удастся довести перечисление до конца. А когда получилось-таки сорок девять, стал призывать всех повешенных и обезглавленных, погибших в тюрьме от голода, — людей, не принадлежавших к знати. Вдруг распространилось странное зловоние, так что не продохнуть от гнилостного смрада, от которого все свечи погасли. В тот же миг разлетелось в осколки, словно вышибленное чьей-то невидимой рукой, окно. Заслышав звон разбитого стекла, все с воплем кинулись к выходу, только монахи и королевский сын остались возле старика, вытаращенные глаза которого горели и дыханье обдавало жаром. Когда и сын отпрянул, старик сел на край постели и засмеялся. Под его пронзительный смех доминиканец читал прерывающимся голосом:
— «Ergo, draco maledicte et omnis legio diabolica, adjuramus te per Deum † verum, per Deum † vivum, per Deum † sanctum, per Deum, qui sic dilexit mundum ut Filium suum Unigenitum daret...»
Но король Ферранте уже лежал на земле, словно разбитый параличом, — бездыханный и весь черный. Все члены семьи и челядь вышли из зала на лестницу и опустились там на колени. Новый король Альфонс пригрозил пыткой и смертью каждому, кто вздумает разглашать виденное. И так как новый король был не лучше прежнего и взгляд у него был черный, а волосы сожжены огнем, во время его правления на самом деле никто не говорил об этом, и только в глубокой тайне о короле Ферранте было записано, что он умер жалкой смертью, sine luce, sine cruce, sin Deo — без света, без креста, без бога.
взято
http://www.michelangelo.ru/5/tezaur...tatia_6721.html
Да, в общем, в чисто исторических книжках тож о нем "по-доброму" высказываются.